читать дальшеНаречённая Яргой, она была просто Яней, Янькой, Ясенькой.
А я просто помогала ей прожить один день. А потом ещё один. И ещё. Была её ногами, глвзами, и, если бы смогла, стала бы и её сердцем.
А сегодня Яня умерла. Заснула уже навсегда. Хотя не хотела засыпать - я так и не смогла закрыть ей глаза. В родном доме, чистенькая, в свежих трусишках; не испытывая боли. До самого конца не отводя взгляда от обожаемой хозяйки, чуя дым её сигарет и слушая шелест её юбки... пока не остановилось сердце.
Я попрощалась с ней, поцеловала в последний раз её ещё тёплую морду и нежный животик с просвечивающими ниточками сосудов; наказала передать привет всем моим собакам и пообещала, что когда-нибудь мы обязательно встретимся - там, на Полях Вечной Охоты - и тогда она сможет отыграться за мокрую воду, противные мази, щиплющийся пластырь и вообще за всё, что захочет мне припомнить. А может быть и не захочет.
Собрала её в путь: дала ей с собой маленький резиновый мячик и шесть печенек - три кругленьких и три квадратненьких - я покупала их специально для неё. Розовенькое одеяльце - сейчвс ночами уже холодно, - знакомо пахнущее заботливыми исцарапанными хозяйкиными руками. Велела делиться мячиком с другими собаками, а печеньем подкрепиться по дороге - потому что там, на Полях, уже с волшебными молодыми здоровыми лапами ей понадобится много сил, чтобы наконец всласть набегаться, ведь она так долго этого ждала, запертая в истерзанном недугами теле.......
Сегодня утром она вдруг из последних сил залаяла, глядя куда-то в пустоту. Кого она видела там, где для меня была только дверца шкафа и кафельная стена? Кого отгоняла? А, может, не отгоняла, и не приветствовала, а просто видела, чуяла, знала? Наверное, мне следовало бы догадаться...
В опустевшей кухне 13 этажа остаются два в одночасье осиротевших человека. А вокруг всё ещё дышит Янькой: её лекарства, игрушки, посуда.
Сегодня тепло и слегка пасмурно; Небеса были добры к нам и закат её собачьей жизни пришёлся на тёплый и сухой августовский день на самом закате лета. Вот уже скоро и сумерки сгустятся над лесом, что шумит вдоль берега реки - в этом лесу на горе, чуть выше бьющего из-под земли ледяного ключа, теперь спит наша Янька. Моя Янька.
Часть меня. Мои податливые лапы. Мой пушистый живот. Мои чуткие уши и ясные глаза.
День, когда люди научатся лечить рак, будет самым лучшим днём в моей жизни. А, может быть, уже не в моей жизни, но когда-нибудь это обязательно случится.
Я не знаю, как мне пережить это проклятое сегодня, потом завтра, и ещё череду дней - которые будут уже совсем другими. Я не знаю, что мне теперь делать в те моменты, когда по привычке я буду искать её, чтобы помочь встать, буду распихивать по карманам её любимое печенье, приговаривая что-то несвязное, но ласковое и ободряющее... 10 утра и 10 вечера, чёрный час; и впереди их - чёрных часов - много..
Метель и Мурзик, кажется, что-то поняли; в моей квартире тишина.
...На ветке дерева, растущего на склоне висит полосатая ленточка-ориентир. Дубы и клёны на горе шепчут что-то... что? Мерцают первые звёзды, а над горизонтом где-то там, за рекой бегут по небосклону звёздные Гончие Псы. Я слышу. Я знаю. Доброй тебе охоты, Янька!