Женщина в Лексусе
Шизофренический рассказ, случайно совпавший по теме со вчерашними постами про затмение и конец света. Большего бреда я, конечно, не писала, но... Никогда не поздно начать))
Если б я не обладала буйным чуйством йумора, я бы не выиграла Главный Приз столетия
Автор: Мать Метели (Ядвига Войцеховская)
Бета: пока нет, будет ddodo
Действующие лица: четыре Всадника Апокалипсиса: Чума, Война, Голод и Смерть.
Саммари: Ориджинал. Технология наступления конца света))
Жанр: шизофренический чОрный йумор. Технофентези.
Примечание: энцефалитка - одежда таёжников, экспедишников и т.п., сшитая таким образом, чтоб ни одно существо, даже самое крошечное, не забралось внутрь. В данном случае - обратная тема. Чтоб ничто ( _нечто_))) не выбралось наружу - если НЕ ВРЕМЯ. Если это типа не мой клиент. Эх, молодёжь... ***прослезилась от умиления***
Серия №1Откровение, глава 6
И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий и три хиникса ячменя за динарии; елея же и вина не повреждай.
И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными...
Мимо проносились сосны, дорожные развязки-восьмёрки, треугольники, сделанные из травы, и снова сосны... наша компашка с полным отвалом башки сегодня кровь из носу должна была появиться в некоем зачуханном баре за пару сотен километров от столицы. Компашка стихийно составилась из меня и Соловьёва – по причине моей природной лени, очередного затмения, кстати, уже третьего за отчётный период, а также, потому, что соловьёвская шестёрка ещё была жива. На календаре вроде как обнаруживалась середина лета, лил дождь – и лень вставала в полный рост. На особенно мерзком ухабе я немного взбодрилась, потому что со всей дури треснулась мордой о стекло.
Соловьёв и его старушка составляли героический тандем; во все времена она исправно увозила его в любой стадии опьянения, из любой точки, горячей или не очень, и, что не менее важно, – всегда исправно довозила до дома. Ещё она не имела привычки капризничать, если впереди маячило болото, окопы, радиоактивная пустыня, или попадались стрёмные пассажиры вроде меня, с кривыми руками и протекторами, вечно забитыми грязью из придорожной канавы.
Я попыталась скрасить время какой-нибудь романтической мыслёй о "дороге вникуда, не имеющей конца, бла-бла-бла", только это было бы фуфлом чистой воды, и мой порыв завял на корню. Дорога была очень даже куда: на своих четырёх лысых колёсах мы ни шатко, ни валко двигались прочь от города.
Наконец, сосны кончились, и вынырнуло поле. На краю дороги стояла разрисованная доска и совершенно неприлично для такого дубака зазывала на "холодное пиво".
– Бар "Весёлые Титьки", – мрачно процитировал Соловьёв, своими познаниями творчества Тарантино приводя меня в благоговейный трепет.
Старушка миновала ещё пару сотен метров.
– "Альбион", – мрачно прочитала я над входом.
Он просто не мог оказаться ничем другим – и без разницы, что в этой жопе мира ни единый человек не представлял себе, что вообще такое этот Альбион и с чем его едят. Я сильно подозревала, что бар обозвали так только с одной целью: в ноль уделать владельцев заведения с плебейским названием "Куры-гриль", расположенного на пару километров дальше по трассе.
Менялись времена, менялись страны, только "Альбион" был вечен и неприступен, как скала. На сей раз он волшебным образом переместился из канадской глуши на середину трассы "Москва – что-то-там-ещё-на-другом-конце-отчизны" на манер Кочующего Красного Дома.
Шестёрка взвизгнула стёртыми покрышками и чуть не влипла носом в джип, нависший над местной лужей. Соловьёв заглушил мотор и упёрся в джип ненавидящим взглядом.
По трассе прогрохотал трейлер, судя по осадке, пустой.
– Мимо, – конечно, тут же сказал Соловьёв.
– Мимо, – подтвердила я, радуясь, что он отвлёкся. – Или ты жаждешь сверхурочных?
Определённо, мимо. С баблом правильнее всего было разогнаться и с ветерком шпарить до дому, до хаты, – и не оглядываться даже под страхом недержания, гаишной мигалки или вторжения пришельцев.
Соловьёв хмыкнул и с такой силой шваркнул дверцей, что раздался скрежет. Мне тут же вспомнились наклейки в маршрутках на тему нежных взаимоотношений борзых пассажиров с водительской монтировкой. Никогда не понимала, на кой чёрт лепить эти наклейки, если не подразумевается, что за каждый ебок дверью пассажир непременно получит промеж рогов.
Старушка вздрогнула и накренилась на бок, вызвав мой неподдельный интерес. Мне было наплевать, как поедет назад сам Соловьёв и поедет ли вообще – но мне точно было не наплевать, как поеду назад я.
– Нет, – важно сказал Соловьёв, демонстративно запихивая поглубже в багажник брезентовый чехол и извлекая из кармана футляр с очками. – Никаких сверхурочных.
В чехле хранилась СВД. С Соловьёвым в комплекте всегда было либо одно, либо другое: либо СВД – либо извини, подвинься. То бишь, очки.
Явление Соловьёва в очках гарантировало мирные сводки из горячих точек и тихие смены у дежурных по отделам и парамедиков. Если наблюдать издали, явление гарантировало хохму, потому что кому-нибудь постоянно приспичивало перевести инвалидушку через дорогу.
– Это не по правилам, – для приличия уличила я.
– За ту страну я повоевал, а за эту – извини, подвинься, – естественно, сказал Соловьёв. Эту проклятую фразу я слышала от него чёрт знает в какой раз.
– Не заводись, – предупредила я.
– И не думаю, – сказал он. – И – это была бы сделка.
– Так ведь тебе и предложили сделку, разве нет? – невинно спросила я.
Соловьёв вечно принимался бубнить на эту тему. Его постоянно норовили перевести через улицу, зато потом он брал свинцовые орехи пуль и вкладывал их, словно рукой – иногда точно в цель. А иногда – мимо... Но в этом ведь и заключалась сделка.
– Не понимаю, почему бы тебе хоть раз просто не признать, что ты не можешь? – всё-таки брякнула я. – И, да, извини – это попытка поддержания беседы и сеанс психологической разгрузки.
– Не могу что именно? – мрачно поинтересовался он.
– Повоевать. Если тебе угодно, чтобы я выразилась твоими словами, – пояснила я. – Можно подумать, за тобой следом бежит военком и уговаривает не проходить мимо.
Повоевать мог человек, если был относительно здоров и годен к. Война не воевала, она просто была. Она – то есть, он – обязан был приходить и делать своё чёрное дело.
"Альбион" существовал всегда. Соловьёв тоже заводился всегда, и быстро переводил разговор на другую тему. Вот это как раз было самое что ни на есть правило.
– Кто бы говорил о правилах! – тут же вскинулся он, как бык, внезапно увидевший красную тряпку. – По правилам ты должна шариться по стране в каком-нибудь джипе или роллс-ройсе и мерзким голосом нудно вопрошать "чi е чума у домi?" Какого хрена вместо всего этого ты молчишь, как рыба, и голосуешь на обочине? Ты решила заделаться бомжем?
Господи Боже! Если бы я стала заниматься такой шляпой, меня точно сдали бы в первую же попавшуюся дурку. Чтобы предсказать этот результат, не надо было раскидывать Таро или возиться с кофейной гущей; для этого не надо было даже быть теми, кем мы, собственно, и были. В наше время никого не проймёшь подобной хренью, в общем-то, как и видом джипа, и потому теперь Чума таскалась по свету на своих двоих. Благо, никто не требовал с меня этих дурацких завываний в обязательном порядке. Соловьёв мог сколько угодно долдонить о правилах – правила остались в средневековье, а сейчас в цене была вольная импровизация. Нет, я не страдала фигнёй и сама не искала ни работу – ни проблем на свою задницу. Честно говоря, я вообще не знала, как это делается: так получалось, что все вышеозначенные дела приплывали ко мне сами собой. Хотя по правилам мне полагалось заниматься именно этим – и до кучи периодически орать всякую чушь, принятую на вооружение ещё при короле Артуре.
– Будет совсем круто, если ты начнёшь совершать вояжи в компании стаи крыс, – поддел Соловьёв. – Почему бы тебе тогда уж не обзавестись крысиным цирком? Только представь, ты совместишь приятное с полезным. Покажешь чудеса дрессуры и огребёшь больше бабла, чем сможешь потратить.
– Очень смешно. По-твоему, я похожа на Гаммельнского Крысолова? – спросила я и с шумом захлопнула за собой дверь.
В баре было накурено, тепло и сухо.
– Дудку продай? – вдруг простонал мне кто-то в самое ухо.
– Какую дудку? – ошалело спросила я.
– Ну, на дудочке играл, крыса шёл, шёл и утонул. Полезный штука, факт, – веско сказал этот кто-то и прищёлкнул языком.
– Продаст, – мгновенно сориентировался Соловьёв, давая мне в бок тычка. Я прикусила язык и временно захлопнулась.
Ядрёный помидор! Этому кому-то с именем Джафар, пузом и ключами от джипа на краю лужи я несколько лет безуспешно пыталась впарить хоть что-нибудь. Впарить не удавалось, хотя Джафар грёб под себя всё ещё со времён Волшебной Лампы. Я чёрной завистью завидовала Соловьёву, у которого тот выклянчивал винтовку, впрочем, безуспешно, и даже очки, видать, твёрдо уверовав, что в них заключается какая-нибудь немереная волшебная сила. Я была бы просто до усрачки счастлива, если бы мне удалось вдуть ему какую-нибудь полную хрень типа пары старых носков или подшивки газеты "Заря коммунизма".
– А когда продашь? – тут же спросил Джафар.
– Попозже, – легкомысленно решил за меня Соловьёв.
– Эээ... – начала я – и тут же огребла пинок в голень.
– Понятия не имею, на что был похож Гаммельнский Крысолов, – Соловьёв пожал плечами. – Кроме того, только представь, что было бы, если бы все вдруг резко стали похожи на то, чем они на самом деле являются?
Да уж: никто не требовал от меня быть полуразложившимся трупом. Никто пинками не заставлял Соловьёва менять фамилию на что-то угрожающее, не призывал хотя бы вставить, наконец, контактные линзы и ходить, держа наперевес ядерную боеголовку или косу. Зато никому не пришло в голову также подумать, по вкусу ли мне придётся ездить автостопом. И ещё, чёрт возьми, я знала, кому с транспортом подфартило явно больше меня.
– Ничего не было бы, – сказала я. – Если бы все вдруг резко стали выглядеть так, как должны. Ты ведь смотрел "Люди в чёрном".
– Ну да. Современная масс-культура, мульти-медиа и прочая дребедень, – он признал неоспоримый факт. – Монстрами никого не удивишь. Скоро дети начнут просить спецом завести им Бугимена, потому что им скучно спать одним в тёмной комнате. В итоге Бугимены исчезнут, как вид, потому что будут подчистую расчленены и растворены в серной кислоте.
– Насрать на Бугименов. Ладно, фиг с ним, с роллс-ройсом, – встрепенулась я, вспомнив про больное место. – Но где, чёрт подери, моя лошадь?!
– Продай, а? – ни к селу, ни к городу прицепился Джафар.
– Цыц, – отрезал Соловьёв. – Вон у него твоя лошадь. Расчленил и сожрал.
Судя по всему, мысли о расчленении пробуждали в соловьёвской голове какие-то нездоровые инстинкты.
– Лошадь хочешь, да? – тут же спросил Джафар. – Давай, ты мне дудку, я тебе лошадь. Будет лошадь. Хорошая.
Этот цирк повторялся каждый год. Иногда даже несколько раз за отчётный период – например, если ненароком случалось затмение, парад планет, комета или ещё какая-нибудь эпохальная чушь. По правилам именно к этой чуши должен был быть приурочен мор, голод, очередная война – или, собственно, наш общий финальный аккорд – Апокалипсис.
До Апокалипсиса дело так и не дошло – именно потому, что все посиделки только начинались обменом новостями, а заканчивались больной головой. Из моей памяти ещё не испарился год, когда чёртовых комет было аж три штуки. Это просто обязано было закончиться хоть чем-то – но на поверку вышел пшик.
– Задрал в корень, – под нос проворчал Соловьёв.
Под окнами остановилось что-то, смахивающее на тентованный "Урал", только больше. Мягко хлопнула дверь, впуская сырость, облако синеватой гари с запахом соляры – и Мастера Игрушек.
Из соловьёвской головы мигом испарились Бугимены, из моей – размышления на тему преимущества личной лошади перед автостопом, а вот что испарилось у Джафара, не знал, похоже, даже он сам.
– Затмение? – оптимистично спросил игрушечный мастер. В руках у него болтались две марионетки, тёмные и покрытые какими-то хлопьями, точно он только что вытащил их из печки и даже не удосужился отскрести сажу.
Мы кивнули.
– Что на сей раз? – подколол Соловьёв. – Землетрясение? Чечня? Пришельцы? Или фаны Гарри Поттера в припадке чувств перемочат фанов Спайдермена, своих близких и членов враждебных форумов – и этой хренью мы и ограничимся?
– Посмотрим, – жизнерадостно сказал мастер.
– Меньше надо было возиться с чёрными куклами, – замогильным голосом завёл Соловьёв, который всех подозревал в отрыве колпака. Он просто обожал побурчать на эту тему: нет, ему явно следовало посетить психоаналитика, хотя бы разок – правда, я совсем не была уверена, что после этого психоаналитика не увезли бы в комнату с мягкими стенами. – Сначала чёрные куклы, потом Чаки и его дети, потом Адские Головоломки Только Для Аутистов – и досвидос... Что на сей раз? "Катюша", вестимо?
Нечто с брезентовым тентом, стоящее под окнами, видать, никак не давало покоя его профессиональной чести.
Окружающие прислушались.
– Салют. Седьмое Ноября скоро, – громко сообщил игрушечный мастер, нимало не задумываясь о том, что до Седьмого Ноября, как до Парижа раком.
Однако салют проканал.
– И? – коварно спросила я, ожидая продолжения.
– Солнцевские против Ореховских. Одни хотят установку ГРАД, другие тоже хотят установку ГРАД, но первые оказались первее, – радостно сказал игрушечный мастер. – Представляете?!
Мы представляли.
– Вот и пусть играют, – игрушечный мастер двинул свои обугленные марионетки навстречу друг другу. Они стукнулись лбами, раздался звук, будто на пол грохнулась вязанка дров. – Девиз нашей фирмы: для больших мальчиков – большие игрушки. Представляете, да?! Бомба сезона!
– Продай, а? – тут же жалобно сказал Джафар.
– Чего продать? – живо заинтересовался игрушечный мастер. – Чёрных кукол?
– ГРАААД, – обиделся Джафар.
– Зачем тебе ГРАД? – удивился мастер. – Чёрные куклы – вот это вещь! Девиз нашей фирмы: купите наши куклы – и ваши куклы... то есть... Ну, ты понял.
– Не хочу куклы, – сказал Джафар и отвернулся.
Я принялась молча аплодировать. Заставить его отцепиться можно было только дурацкими чёрными куклами. Девиз нашей фирмы: наши куклы помогут вам отъебаться от кого угодно... Тьфу!
– Отличные куклы! – не унимался игрушечный мастер.
– Не хочу!
– Ты просто не умеешь их готовить...
– Стоп, – рявкнул Соловьёв, вынимая пальцы из ушей. – Куклы идут лесом. Сегодня затмение.
– Что ты прицепился к куклам? – возмутился игрушечный мастер и так взмахнул руками, что марионетки с грохотом покатились по полу, разбрасывая свою начинку. – Да, затмение – жалко, я забыл шарманку...
– Только не шарманку, – сказала я. В моей голове ещё свежа была история про дохлого чувака по имени Веркельманн, на тему которого до сих пор изгалялась трэш-рок-группа Ангиция.
– ... в машине, – безжалостно закончил игрушечный мастер.
Я застонала.
Соловьёв странно хмыкнул и потянулся к пиву.
Джафар бочком отошёл подальше и положил перед собой ключи от джипа, чтобы, в случае чего, не терять времени даром и подобру-поздорову сломиться в сторону своих жрачных ларьков.
В баре запахло болотом, утопленниками, прахом из фамильных склепов и распылённой в воздухе протоплазмой.
Я подошла к стойке и запаслась очередным апельсиновым соком. Сок я пила даже в Макдональдсе, хотя бигмачники навострились впаривать доверчивым пиплам обычный концентрат из пакетов.
Холодный свежевыжатый апельсиновый сок. Это тоже было правило. Много холодного апельсинового сока.
– Здоровый образ жизни? – подначил Соловьёв.
Я могла выносить его очень ограниченное время. Если быть точной, то верхом счастья был перерыв никак не меньше года; за это время я успевала забыть, что кому-то точно нужен психоаналитик, шарящий в афганском синдроме.
– Когда я разбогатею, до краёв нальюсь свежевыжатым соком, – мечтательно сказала я.
В стакане оставалось ещё с полглотка жидкости, перемешанной с кусками какой-то шняги.
– Разбогатей, не вопрос, – покровительственно разрешил Соловьёв. – Я же только что подкинул тебе идею с крысиным цирком. Это революционная инновация в нашем деле.
– Ну, так что, затмение, значит, – громогласно сообщил игрушечный мастер, открывая дверь облезлой шарманкой. Куклы волочились следом, роняя хлопья сажи и горестно подвывая.
– Наверное, повторить? – обречённо спросил бармен, протягивая руку к куче пустых стаканов.
– Наверное. Позже, – ловя момент, я продемонстрировала ему все свои тридцать два зуба. Ну, или капельку меньше.
У бармена была круглая рожа и золотая гайка на пальце. Все, кому не лень, стали носить гайки. Теперь кто угодно мог носить золотую гайку весом в несколько десятков грамм. Не стоит, чувак, давай чуток попозжее...
– Как насчёт кукол, приятель? – требовательно спросил игрушечный мастер, доверительно хватая бармена за руку.
– Даже не знаю, – сказал бармен.
– Отличные куклы, чувак! – заявил мастер. – Девиз нашей фирмы: покупайте наших кукол, и ваши проблемы решатся сами собой.
Я подавилась соком. Это было что-то новенькое. Скорее всего, данный рекламный слоган намекал, что проблемы решатся путём убиения всех их возможных источников, только вот доверчивым клиентам знать это было абсолютно ни к чему. Шарманка утвердилась посреди стойки, всхлипнула и заиграла заунывную песню. Бармен-с-гайкой слушал игрушечного мастера, а где-то среди его знакомых была разбитная вдовушка Ира, и я уже знала, что когда-нибудь это время без времени закончится, и начнётся моя работа. Тормознёт в предутреннем тумане очередной задрызганный дальнобой, без денег и груза, не стремающийся одинокой бабы в потёртой энцефалитке и с сумкой через плечо, и, наверное, добросит меня до МКАДа, и до той кафешки в Меге, где работает разбитная вдовушка Ира...
– А пока я пью апельсиновый сок, – упрямо сказала я.
– Пей, – удивился Соловьёв. – Пока что? Пока не наступило завтра?
– Завтра наступит завтра, – беспечно сказала я. – Но это случится не раньше, чем закончится сегодня.
– То есть, не раньше, чем все мы под завязку не наглушимся соком, пивом и вообще не вытянем из этого дня всё возможное удовольствие, – припечатал он, со стуком ставя пивную кружку на салфетку с местной рекламой.
– Ну, продай, а? – снова завёл Джафар. Я беспомощно оглянулась в поисках игрушечного мастера – или хотя бы чёрных кукол. Куклы самовольно угощались из второй соловьёвской кружки и чихать хотели на сегодня, завтра, затмение, новолуние и проблемы конца света.
– Что продать? – строго спросила я, на всякий случай двигаясь поближе к ним.
– Что-нибудь, – сообщил Джафар, с тревогой косясь в сторону кукол.
– ... петарды, огненные драконы с напалмом, механические апельсины "Агент Оранж"... Да, приятель, а как ты относишься к китайским карнавалам? А к Марди Грас?
Бармен определённо не втыкал, что такое Марди Грас.
Максимум, во что он втыкал, были петарды, ну, и, разумеется, чёрные куклы – за исключением того, что он решительно не понимал, как важно то, что они чёрные, а не зелёные и не серо-буро-малиновые.
На самом деле, через полчаса бармену уже было не важно, кто чёрный, кто в цветочек, а кто вообще пришелец из космоса. Шарманка заиграла чардаш, и до кучи принялась показывать театральное представление. Игрушечный мастер хвастался, что она научилась этому совершенно самостоятельно. Бармен танцевал с игрушечным мастером и пытался всучить ему свой перстак, игрушечный мастер отказывался от халявы и хотел в обмен на перстак подогнать бармену свою косу, которая каким-то образом уже тусовалась здесь же. Соловьёв каждые пять минут выходил за дверь якобы по малой нужде: подозреваю, что он ревновал игрушечного мастера к установке ГРАД, ну, или установку к мастеру. А я танцевала с одной из чёрных кукол, от которой за версту несло спиртным, и, как заведённая повторяла "не продам, задрал". Было совершенно ясно, кто приставал ко мне с этим "продам – не продам", но вот про что именно шла речь, я абсолютно не помнила. "Не могу больше, умру", – стонал бармен. "Не умрёшь, я же здесь, – жизнерадостно возражал ему игрушечный мастер. – Девиз нашей фирмы: наши куклы – самые чёрные куклы в мире". Владельцы соседних "Кур-гриль" могли идти курить в сторонке: круче, чем "Альбион", не отжёг бы никто в радиусе сотни километров...
...Это всё ещё был "Альбион". По крайней мере, его потолок – уж потолок-то я запомнила хорошо. Здоровый образ жизни решительным образом похерился, но, чёрт подери, неужели я не могла похерить эту херь в честь самого крупного затмения за последние двести лет на этой долбанной планете?!
Посередине потолка возник Соловьёв – и стакан сока.
– Так что с затмением? Мы пришли к консенсусу? – спросил он, махнув очками.
– Какие слова говоришь? Какой такой консенсус? – признаться честно, я еле ворочала языком, но пыталась шутить.
– Быть или не быть, вот в чём вопрос? – процитировал Соловьёв, демонстрируя глубокие познания не только Тарантины, но и литературы. – В том плане, что быть когда? Знаешь, Новый Год лично мне кажется более заманчивой идеей, чем 8 Марта - раз уж сегодня ни черта не вышло. Всех так обломал Миллениум – может, хотя бы теперь не будем расстраивать народ?
– И быть ли вообще? – неуверенно прибавила я, решив не обижаться за 8 Марта.
За окном шёл дождь. Шарманка стояла на стойке и, самостоятельно вертя ручкой, медленно играла какую-то нудятину. Никакущие чёрные куклы вповалку валялись рядом и, судя по звукам, готовились блевать. Апокалипсисом не пахло. Ну его на фиг, этот Апокалипсис, нас и тут неплохо кормят.
– Ну, так что там на текущий период-то? Роди уже что-нибудь, не томи. А, Чумушка? – устало попросил Соловьёв, прикладывая ко лбу мокрое полотенце.
Я подозревала, что только профессиональная гордость не позволила ему обратиться к игрушечному мастеру и попросить о подгоне.
Ну, и зря, подумала я. Надо было на корню пресечь эту тенденцию меряться пиписьками, и сделать это хотя бы в текущем столетии – иначе мы рисковали впасть в грех гордыни. Помимо того, он мог, ничем не рискуя, скромно намекнуть на свой день рождения.
– Рано, – вслух сказала я.
– Это почему? – удивился всё ещё слегка окосевший Соловьёв.
– Купи себе мозги, – рассердилась я.
– Сейчас кто-то пойдёт тормозить дальнобойщиков, – пригрозил Соловьёв.
– Сам подумай: ведь он, – я ткнула пальцем в сторону Джафара, расползшегося по стулу, как квашня, – ещё не сторговал ГРАД. Он не сторговал даже твою СВД.
– СВД ему ещё, – вспылил Соловьёв. – Палку-копалку пусть для начала...
– Спокуха, – сказала я. – Нервы – наше всё. Нам ещё до Апокалипсиса бы дожить как-нибудь.
– Доживёшь тут, – проворчал Соловьёв, швыряя полотенце и вытягивая из кармана ключи от старушки. Следом за ключами полетела мелочь, чек, законопослушно выданный барменом-которого-клонировали-вместе-с-гайкой и какие-то крошки.
– Доживёшь, – решительно сказала я. – Здоровый образ жизни – и никаких задрочек. И, потом, ты забыл.
– Что ещё? – удивился он. На улице старушка-шестёрка уже подала признаки жизни, коротко взбибикнув сигнализацией.
– Девиз нашей фирмы... – завела было я.
– Ой, нет, только не это. Знаю: наши куклы – самые убойные куклы в мире, – провыл Соловьёв. – Что ещё, кроме этого?
– Во-первых, где моя лошадь? А во-вторых, ну, мне ведь всё-таки надо собраться с духом и успеть купить себе соковыжималку, – коварно сказала я.
Продолжение - серия №2 ТУТ www.diary.ru/~SnowstormsMother/p77715118.htm
Если б я не обладала буйным чуйством йумора, я бы не выиграла Главный Приз столетия
Автор: Мать Метели (Ядвига Войцеховская)
Бета: пока нет, будет ddodo
Действующие лица: четыре Всадника Апокалипсиса: Чума, Война, Голод и Смерть.
Саммари: Ориджинал. Технология наступления конца света))
Жанр: шизофренический чОрный йумор. Технофентези.
Примечание: энцефалитка - одежда таёжников, экспедишников и т.п., сшитая таким образом, чтоб ни одно существо, даже самое крошечное, не забралось внутрь. В данном случае - обратная тема. Чтоб ничто ( _нечто_))) не выбралось наружу - если НЕ ВРЕМЯ. Если это типа не мой клиент. Эх, молодёжь... ***прослезилась от умиления***
Серия №1Откровение, глава 6
И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий и три хиникса ячменя за динарии; елея же и вина не повреждай.
И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными...
Мимо проносились сосны, дорожные развязки-восьмёрки, треугольники, сделанные из травы, и снова сосны... наша компашка с полным отвалом башки сегодня кровь из носу должна была появиться в некоем зачуханном баре за пару сотен километров от столицы. Компашка стихийно составилась из меня и Соловьёва – по причине моей природной лени, очередного затмения, кстати, уже третьего за отчётный период, а также, потому, что соловьёвская шестёрка ещё была жива. На календаре вроде как обнаруживалась середина лета, лил дождь – и лень вставала в полный рост. На особенно мерзком ухабе я немного взбодрилась, потому что со всей дури треснулась мордой о стекло.
Соловьёв и его старушка составляли героический тандем; во все времена она исправно увозила его в любой стадии опьянения, из любой точки, горячей или не очень, и, что не менее важно, – всегда исправно довозила до дома. Ещё она не имела привычки капризничать, если впереди маячило болото, окопы, радиоактивная пустыня, или попадались стрёмные пассажиры вроде меня, с кривыми руками и протекторами, вечно забитыми грязью из придорожной канавы.
Я попыталась скрасить время какой-нибудь романтической мыслёй о "дороге вникуда, не имеющей конца, бла-бла-бла", только это было бы фуфлом чистой воды, и мой порыв завял на корню. Дорога была очень даже куда: на своих четырёх лысых колёсах мы ни шатко, ни валко двигались прочь от города.
Наконец, сосны кончились, и вынырнуло поле. На краю дороги стояла разрисованная доска и совершенно неприлично для такого дубака зазывала на "холодное пиво".
– Бар "Весёлые Титьки", – мрачно процитировал Соловьёв, своими познаниями творчества Тарантино приводя меня в благоговейный трепет.
Старушка миновала ещё пару сотен метров.
– "Альбион", – мрачно прочитала я над входом.
Он просто не мог оказаться ничем другим – и без разницы, что в этой жопе мира ни единый человек не представлял себе, что вообще такое этот Альбион и с чем его едят. Я сильно подозревала, что бар обозвали так только с одной целью: в ноль уделать владельцев заведения с плебейским названием "Куры-гриль", расположенного на пару километров дальше по трассе.
Менялись времена, менялись страны, только "Альбион" был вечен и неприступен, как скала. На сей раз он волшебным образом переместился из канадской глуши на середину трассы "Москва – что-то-там-ещё-на-другом-конце-отчизны" на манер Кочующего Красного Дома.
Шестёрка взвизгнула стёртыми покрышками и чуть не влипла носом в джип, нависший над местной лужей. Соловьёв заглушил мотор и упёрся в джип ненавидящим взглядом.
По трассе прогрохотал трейлер, судя по осадке, пустой.
– Мимо, – конечно, тут же сказал Соловьёв.
– Мимо, – подтвердила я, радуясь, что он отвлёкся. – Или ты жаждешь сверхурочных?
Определённо, мимо. С баблом правильнее всего было разогнаться и с ветерком шпарить до дому, до хаты, – и не оглядываться даже под страхом недержания, гаишной мигалки или вторжения пришельцев.
Соловьёв хмыкнул и с такой силой шваркнул дверцей, что раздался скрежет. Мне тут же вспомнились наклейки в маршрутках на тему нежных взаимоотношений борзых пассажиров с водительской монтировкой. Никогда не понимала, на кой чёрт лепить эти наклейки, если не подразумевается, что за каждый ебок дверью пассажир непременно получит промеж рогов.
Старушка вздрогнула и накренилась на бок, вызвав мой неподдельный интерес. Мне было наплевать, как поедет назад сам Соловьёв и поедет ли вообще – но мне точно было не наплевать, как поеду назад я.
– Нет, – важно сказал Соловьёв, демонстративно запихивая поглубже в багажник брезентовый чехол и извлекая из кармана футляр с очками. – Никаких сверхурочных.
В чехле хранилась СВД. С Соловьёвым в комплекте всегда было либо одно, либо другое: либо СВД – либо извини, подвинься. То бишь, очки.
Явление Соловьёва в очках гарантировало мирные сводки из горячих точек и тихие смены у дежурных по отделам и парамедиков. Если наблюдать издали, явление гарантировало хохму, потому что кому-нибудь постоянно приспичивало перевести инвалидушку через дорогу.
– Это не по правилам, – для приличия уличила я.
– За ту страну я повоевал, а за эту – извини, подвинься, – естественно, сказал Соловьёв. Эту проклятую фразу я слышала от него чёрт знает в какой раз.
– Не заводись, – предупредила я.
– И не думаю, – сказал он. – И – это была бы сделка.
– Так ведь тебе и предложили сделку, разве нет? – невинно спросила я.
Соловьёв вечно принимался бубнить на эту тему. Его постоянно норовили перевести через улицу, зато потом он брал свинцовые орехи пуль и вкладывал их, словно рукой – иногда точно в цель. А иногда – мимо... Но в этом ведь и заключалась сделка.
– Не понимаю, почему бы тебе хоть раз просто не признать, что ты не можешь? – всё-таки брякнула я. – И, да, извини – это попытка поддержания беседы и сеанс психологической разгрузки.
– Не могу что именно? – мрачно поинтересовался он.
– Повоевать. Если тебе угодно, чтобы я выразилась твоими словами, – пояснила я. – Можно подумать, за тобой следом бежит военком и уговаривает не проходить мимо.
Повоевать мог человек, если был относительно здоров и годен к. Война не воевала, она просто была. Она – то есть, он – обязан был приходить и делать своё чёрное дело.
"Альбион" существовал всегда. Соловьёв тоже заводился всегда, и быстро переводил разговор на другую тему. Вот это как раз было самое что ни на есть правило.
– Кто бы говорил о правилах! – тут же вскинулся он, как бык, внезапно увидевший красную тряпку. – По правилам ты должна шариться по стране в каком-нибудь джипе или роллс-ройсе и мерзким голосом нудно вопрошать "чi е чума у домi?" Какого хрена вместо всего этого ты молчишь, как рыба, и голосуешь на обочине? Ты решила заделаться бомжем?
Господи Боже! Если бы я стала заниматься такой шляпой, меня точно сдали бы в первую же попавшуюся дурку. Чтобы предсказать этот результат, не надо было раскидывать Таро или возиться с кофейной гущей; для этого не надо было даже быть теми, кем мы, собственно, и были. В наше время никого не проймёшь подобной хренью, в общем-то, как и видом джипа, и потому теперь Чума таскалась по свету на своих двоих. Благо, никто не требовал с меня этих дурацких завываний в обязательном порядке. Соловьёв мог сколько угодно долдонить о правилах – правила остались в средневековье, а сейчас в цене была вольная импровизация. Нет, я не страдала фигнёй и сама не искала ни работу – ни проблем на свою задницу. Честно говоря, я вообще не знала, как это делается: так получалось, что все вышеозначенные дела приплывали ко мне сами собой. Хотя по правилам мне полагалось заниматься именно этим – и до кучи периодически орать всякую чушь, принятую на вооружение ещё при короле Артуре.
– Будет совсем круто, если ты начнёшь совершать вояжи в компании стаи крыс, – поддел Соловьёв. – Почему бы тебе тогда уж не обзавестись крысиным цирком? Только представь, ты совместишь приятное с полезным. Покажешь чудеса дрессуры и огребёшь больше бабла, чем сможешь потратить.
– Очень смешно. По-твоему, я похожа на Гаммельнского Крысолова? – спросила я и с шумом захлопнула за собой дверь.
В баре было накурено, тепло и сухо.
– Дудку продай? – вдруг простонал мне кто-то в самое ухо.
– Какую дудку? – ошалело спросила я.
– Ну, на дудочке играл, крыса шёл, шёл и утонул. Полезный штука, факт, – веско сказал этот кто-то и прищёлкнул языком.
– Продаст, – мгновенно сориентировался Соловьёв, давая мне в бок тычка. Я прикусила язык и временно захлопнулась.
Ядрёный помидор! Этому кому-то с именем Джафар, пузом и ключами от джипа на краю лужи я несколько лет безуспешно пыталась впарить хоть что-нибудь. Впарить не удавалось, хотя Джафар грёб под себя всё ещё со времён Волшебной Лампы. Я чёрной завистью завидовала Соловьёву, у которого тот выклянчивал винтовку, впрочем, безуспешно, и даже очки, видать, твёрдо уверовав, что в них заключается какая-нибудь немереная волшебная сила. Я была бы просто до усрачки счастлива, если бы мне удалось вдуть ему какую-нибудь полную хрень типа пары старых носков или подшивки газеты "Заря коммунизма".
– А когда продашь? – тут же спросил Джафар.
– Попозже, – легкомысленно решил за меня Соловьёв.
– Эээ... – начала я – и тут же огребла пинок в голень.
– Понятия не имею, на что был похож Гаммельнский Крысолов, – Соловьёв пожал плечами. – Кроме того, только представь, что было бы, если бы все вдруг резко стали похожи на то, чем они на самом деле являются?
Да уж: никто не требовал от меня быть полуразложившимся трупом. Никто пинками не заставлял Соловьёва менять фамилию на что-то угрожающее, не призывал хотя бы вставить, наконец, контактные линзы и ходить, держа наперевес ядерную боеголовку или косу. Зато никому не пришло в голову также подумать, по вкусу ли мне придётся ездить автостопом. И ещё, чёрт возьми, я знала, кому с транспортом подфартило явно больше меня.
– Ничего не было бы, – сказала я. – Если бы все вдруг резко стали выглядеть так, как должны. Ты ведь смотрел "Люди в чёрном".
– Ну да. Современная масс-культура, мульти-медиа и прочая дребедень, – он признал неоспоримый факт. – Монстрами никого не удивишь. Скоро дети начнут просить спецом завести им Бугимена, потому что им скучно спать одним в тёмной комнате. В итоге Бугимены исчезнут, как вид, потому что будут подчистую расчленены и растворены в серной кислоте.
– Насрать на Бугименов. Ладно, фиг с ним, с роллс-ройсом, – встрепенулась я, вспомнив про больное место. – Но где, чёрт подери, моя лошадь?!
– Продай, а? – ни к селу, ни к городу прицепился Джафар.
– Цыц, – отрезал Соловьёв. – Вон у него твоя лошадь. Расчленил и сожрал.
Судя по всему, мысли о расчленении пробуждали в соловьёвской голове какие-то нездоровые инстинкты.
– Лошадь хочешь, да? – тут же спросил Джафар. – Давай, ты мне дудку, я тебе лошадь. Будет лошадь. Хорошая.
Этот цирк повторялся каждый год. Иногда даже несколько раз за отчётный период – например, если ненароком случалось затмение, парад планет, комета или ещё какая-нибудь эпохальная чушь. По правилам именно к этой чуши должен был быть приурочен мор, голод, очередная война – или, собственно, наш общий финальный аккорд – Апокалипсис.
До Апокалипсиса дело так и не дошло – именно потому, что все посиделки только начинались обменом новостями, а заканчивались больной головой. Из моей памяти ещё не испарился год, когда чёртовых комет было аж три штуки. Это просто обязано было закончиться хоть чем-то – но на поверку вышел пшик.
– Задрал в корень, – под нос проворчал Соловьёв.
Под окнами остановилось что-то, смахивающее на тентованный "Урал", только больше. Мягко хлопнула дверь, впуская сырость, облако синеватой гари с запахом соляры – и Мастера Игрушек.
Из соловьёвской головы мигом испарились Бугимены, из моей – размышления на тему преимущества личной лошади перед автостопом, а вот что испарилось у Джафара, не знал, похоже, даже он сам.
– Затмение? – оптимистично спросил игрушечный мастер. В руках у него болтались две марионетки, тёмные и покрытые какими-то хлопьями, точно он только что вытащил их из печки и даже не удосужился отскрести сажу.
Мы кивнули.
– Что на сей раз? – подколол Соловьёв. – Землетрясение? Чечня? Пришельцы? Или фаны Гарри Поттера в припадке чувств перемочат фанов Спайдермена, своих близких и членов враждебных форумов – и этой хренью мы и ограничимся?
– Посмотрим, – жизнерадостно сказал мастер.
– Меньше надо было возиться с чёрными куклами, – замогильным голосом завёл Соловьёв, который всех подозревал в отрыве колпака. Он просто обожал побурчать на эту тему: нет, ему явно следовало посетить психоаналитика, хотя бы разок – правда, я совсем не была уверена, что после этого психоаналитика не увезли бы в комнату с мягкими стенами. – Сначала чёрные куклы, потом Чаки и его дети, потом Адские Головоломки Только Для Аутистов – и досвидос... Что на сей раз? "Катюша", вестимо?
Нечто с брезентовым тентом, стоящее под окнами, видать, никак не давало покоя его профессиональной чести.
Окружающие прислушались.
– Салют. Седьмое Ноября скоро, – громко сообщил игрушечный мастер, нимало не задумываясь о том, что до Седьмого Ноября, как до Парижа раком.
Однако салют проканал.
– И? – коварно спросила я, ожидая продолжения.
– Солнцевские против Ореховских. Одни хотят установку ГРАД, другие тоже хотят установку ГРАД, но первые оказались первее, – радостно сказал игрушечный мастер. – Представляете?!
Мы представляли.
– Вот и пусть играют, – игрушечный мастер двинул свои обугленные марионетки навстречу друг другу. Они стукнулись лбами, раздался звук, будто на пол грохнулась вязанка дров. – Девиз нашей фирмы: для больших мальчиков – большие игрушки. Представляете, да?! Бомба сезона!
– Продай, а? – тут же жалобно сказал Джафар.
– Чего продать? – живо заинтересовался игрушечный мастер. – Чёрных кукол?
– ГРАААД, – обиделся Джафар.
– Зачем тебе ГРАД? – удивился мастер. – Чёрные куклы – вот это вещь! Девиз нашей фирмы: купите наши куклы – и ваши куклы... то есть... Ну, ты понял.
– Не хочу куклы, – сказал Джафар и отвернулся.
Я принялась молча аплодировать. Заставить его отцепиться можно было только дурацкими чёрными куклами. Девиз нашей фирмы: наши куклы помогут вам отъебаться от кого угодно... Тьфу!
– Отличные куклы! – не унимался игрушечный мастер.
– Не хочу!
– Ты просто не умеешь их готовить...
– Стоп, – рявкнул Соловьёв, вынимая пальцы из ушей. – Куклы идут лесом. Сегодня затмение.
– Что ты прицепился к куклам? – возмутился игрушечный мастер и так взмахнул руками, что марионетки с грохотом покатились по полу, разбрасывая свою начинку. – Да, затмение – жалко, я забыл шарманку...
– Только не шарманку, – сказала я. В моей голове ещё свежа была история про дохлого чувака по имени Веркельманн, на тему которого до сих пор изгалялась трэш-рок-группа Ангиция.
– ... в машине, – безжалостно закончил игрушечный мастер.
Я застонала.
Соловьёв странно хмыкнул и потянулся к пиву.
Джафар бочком отошёл подальше и положил перед собой ключи от джипа, чтобы, в случае чего, не терять времени даром и подобру-поздорову сломиться в сторону своих жрачных ларьков.
В баре запахло болотом, утопленниками, прахом из фамильных склепов и распылённой в воздухе протоплазмой.
Я подошла к стойке и запаслась очередным апельсиновым соком. Сок я пила даже в Макдональдсе, хотя бигмачники навострились впаривать доверчивым пиплам обычный концентрат из пакетов.
Холодный свежевыжатый апельсиновый сок. Это тоже было правило. Много холодного апельсинового сока.
– Здоровый образ жизни? – подначил Соловьёв.
Я могла выносить его очень ограниченное время. Если быть точной, то верхом счастья был перерыв никак не меньше года; за это время я успевала забыть, что кому-то точно нужен психоаналитик, шарящий в афганском синдроме.
– Когда я разбогатею, до краёв нальюсь свежевыжатым соком, – мечтательно сказала я.
В стакане оставалось ещё с полглотка жидкости, перемешанной с кусками какой-то шняги.
– Разбогатей, не вопрос, – покровительственно разрешил Соловьёв. – Я же только что подкинул тебе идею с крысиным цирком. Это революционная инновация в нашем деле.
– Ну, так что, затмение, значит, – громогласно сообщил игрушечный мастер, открывая дверь облезлой шарманкой. Куклы волочились следом, роняя хлопья сажи и горестно подвывая.
– Наверное, повторить? – обречённо спросил бармен, протягивая руку к куче пустых стаканов.
– Наверное. Позже, – ловя момент, я продемонстрировала ему все свои тридцать два зуба. Ну, или капельку меньше.
У бармена была круглая рожа и золотая гайка на пальце. Все, кому не лень, стали носить гайки. Теперь кто угодно мог носить золотую гайку весом в несколько десятков грамм. Не стоит, чувак, давай чуток попозжее...
– Как насчёт кукол, приятель? – требовательно спросил игрушечный мастер, доверительно хватая бармена за руку.
– Даже не знаю, – сказал бармен.
– Отличные куклы, чувак! – заявил мастер. – Девиз нашей фирмы: покупайте наших кукол, и ваши проблемы решатся сами собой.
Я подавилась соком. Это было что-то новенькое. Скорее всего, данный рекламный слоган намекал, что проблемы решатся путём убиения всех их возможных источников, только вот доверчивым клиентам знать это было абсолютно ни к чему. Шарманка утвердилась посреди стойки, всхлипнула и заиграла заунывную песню. Бармен-с-гайкой слушал игрушечного мастера, а где-то среди его знакомых была разбитная вдовушка Ира, и я уже знала, что когда-нибудь это время без времени закончится, и начнётся моя работа. Тормознёт в предутреннем тумане очередной задрызганный дальнобой, без денег и груза, не стремающийся одинокой бабы в потёртой энцефалитке и с сумкой через плечо, и, наверное, добросит меня до МКАДа, и до той кафешки в Меге, где работает разбитная вдовушка Ира...
– А пока я пью апельсиновый сок, – упрямо сказала я.
– Пей, – удивился Соловьёв. – Пока что? Пока не наступило завтра?
– Завтра наступит завтра, – беспечно сказала я. – Но это случится не раньше, чем закончится сегодня.
– То есть, не раньше, чем все мы под завязку не наглушимся соком, пивом и вообще не вытянем из этого дня всё возможное удовольствие, – припечатал он, со стуком ставя пивную кружку на салфетку с местной рекламой.
– Ну, продай, а? – снова завёл Джафар. Я беспомощно оглянулась в поисках игрушечного мастера – или хотя бы чёрных кукол. Куклы самовольно угощались из второй соловьёвской кружки и чихать хотели на сегодня, завтра, затмение, новолуние и проблемы конца света.
– Что продать? – строго спросила я, на всякий случай двигаясь поближе к ним.
– Что-нибудь, – сообщил Джафар, с тревогой косясь в сторону кукол.
– ... петарды, огненные драконы с напалмом, механические апельсины "Агент Оранж"... Да, приятель, а как ты относишься к китайским карнавалам? А к Марди Грас?
Бармен определённо не втыкал, что такое Марди Грас.
Максимум, во что он втыкал, были петарды, ну, и, разумеется, чёрные куклы – за исключением того, что он решительно не понимал, как важно то, что они чёрные, а не зелёные и не серо-буро-малиновые.
На самом деле, через полчаса бармену уже было не важно, кто чёрный, кто в цветочек, а кто вообще пришелец из космоса. Шарманка заиграла чардаш, и до кучи принялась показывать театральное представление. Игрушечный мастер хвастался, что она научилась этому совершенно самостоятельно. Бармен танцевал с игрушечным мастером и пытался всучить ему свой перстак, игрушечный мастер отказывался от халявы и хотел в обмен на перстак подогнать бармену свою косу, которая каким-то образом уже тусовалась здесь же. Соловьёв каждые пять минут выходил за дверь якобы по малой нужде: подозреваю, что он ревновал игрушечного мастера к установке ГРАД, ну, или установку к мастеру. А я танцевала с одной из чёрных кукол, от которой за версту несло спиртным, и, как заведённая повторяла "не продам, задрал". Было совершенно ясно, кто приставал ко мне с этим "продам – не продам", но вот про что именно шла речь, я абсолютно не помнила. "Не могу больше, умру", – стонал бармен. "Не умрёшь, я же здесь, – жизнерадостно возражал ему игрушечный мастер. – Девиз нашей фирмы: наши куклы – самые чёрные куклы в мире". Владельцы соседних "Кур-гриль" могли идти курить в сторонке: круче, чем "Альбион", не отжёг бы никто в радиусе сотни километров...
...Это всё ещё был "Альбион". По крайней мере, его потолок – уж потолок-то я запомнила хорошо. Здоровый образ жизни решительным образом похерился, но, чёрт подери, неужели я не могла похерить эту херь в честь самого крупного затмения за последние двести лет на этой долбанной планете?!
Посередине потолка возник Соловьёв – и стакан сока.
– Так что с затмением? Мы пришли к консенсусу? – спросил он, махнув очками.
– Какие слова говоришь? Какой такой консенсус? – признаться честно, я еле ворочала языком, но пыталась шутить.
– Быть или не быть, вот в чём вопрос? – процитировал Соловьёв, демонстрируя глубокие познания не только Тарантины, но и литературы. – В том плане, что быть когда? Знаешь, Новый Год лично мне кажется более заманчивой идеей, чем 8 Марта - раз уж сегодня ни черта не вышло. Всех так обломал Миллениум – может, хотя бы теперь не будем расстраивать народ?
– И быть ли вообще? – неуверенно прибавила я, решив не обижаться за 8 Марта.
За окном шёл дождь. Шарманка стояла на стойке и, самостоятельно вертя ручкой, медленно играла какую-то нудятину. Никакущие чёрные куклы вповалку валялись рядом и, судя по звукам, готовились блевать. Апокалипсисом не пахло. Ну его на фиг, этот Апокалипсис, нас и тут неплохо кормят.
– Ну, так что там на текущий период-то? Роди уже что-нибудь, не томи. А, Чумушка? – устало попросил Соловьёв, прикладывая ко лбу мокрое полотенце.
Я подозревала, что только профессиональная гордость не позволила ему обратиться к игрушечному мастеру и попросить о подгоне.
Ну, и зря, подумала я. Надо было на корню пресечь эту тенденцию меряться пиписьками, и сделать это хотя бы в текущем столетии – иначе мы рисковали впасть в грех гордыни. Помимо того, он мог, ничем не рискуя, скромно намекнуть на свой день рождения.
– Рано, – вслух сказала я.
– Это почему? – удивился всё ещё слегка окосевший Соловьёв.
– Купи себе мозги, – рассердилась я.
– Сейчас кто-то пойдёт тормозить дальнобойщиков, – пригрозил Соловьёв.
– Сам подумай: ведь он, – я ткнула пальцем в сторону Джафара, расползшегося по стулу, как квашня, – ещё не сторговал ГРАД. Он не сторговал даже твою СВД.
– СВД ему ещё, – вспылил Соловьёв. – Палку-копалку пусть для начала...
– Спокуха, – сказала я. – Нервы – наше всё. Нам ещё до Апокалипсиса бы дожить как-нибудь.
– Доживёшь тут, – проворчал Соловьёв, швыряя полотенце и вытягивая из кармана ключи от старушки. Следом за ключами полетела мелочь, чек, законопослушно выданный барменом-которого-клонировали-вместе-с-гайкой и какие-то крошки.
– Доживёшь, – решительно сказала я. – Здоровый образ жизни – и никаких задрочек. И, потом, ты забыл.
– Что ещё? – удивился он. На улице старушка-шестёрка уже подала признаки жизни, коротко взбибикнув сигнализацией.
– Девиз нашей фирмы... – завела было я.
– Ой, нет, только не это. Знаю: наши куклы – самые убойные куклы в мире, – провыл Соловьёв. – Что ещё, кроме этого?
– Во-первых, где моя лошадь? А во-вторых, ну, мне ведь всё-таки надо собраться с духом и успеть купить себе соковыжималку, – коварно сказала я.
Продолжение - серия №2 ТУТ www.diary.ru/~SnowstormsMother/p77715118.htm
@темы: (с) - мои тексты и переводы
